События вокруг телеканала «Дождь»: новый виток цензуры в России?

Цензура в той или иной степени присутствует в любом государстве и работает на соблюдение государственных интересов. Какие интересы отстаивает государство, это уже другой вопрос. Уверен, что и в разви­тых демократических странах цензура применяется сполна, чтобы демократия воспринималась населением однозначно.

В новой России пока до конца не знают, что такое цензура. Ею не пользуются, поскольку не существует каких-то выработанных критериев. Хотя у нас, например, есть закон о противодействии терроизму и, допустим, с введением режима чрезвычайного положения государство получает право контролировать то, что выходит в газетах.

Существует также и самоцензура редакторов, которые понимают социальную ответст­венность издания перед читателями и публикуют материалы в соответствии со своей внутренней культурой и ценностями.

Я не думаю, что сейчас наступил период разгула цензуры: государство просто вырабатывает некие модели, пытается то ли контролировать СМИ, то ли вообще разобраться в том, как такой контроль применять. То, что происходит с «Дождем», это не цензура в чистом виде, на мой взгляд, а попытка использовать некие другие рычаги.

Сам вопрос на телеканале я, как гражданин России и патриот своей страны, считаю, был дан в некорректной формулировке. Произошедшее лежит на совести редакторов и журналистов, которые подчас не понимают, какую ответственность берут на себя такими высказываниями. Думаю, это было ошибкой «Дождя», всколыхнувшей общественное мнение и мнение компаний.

Денис Александров
РА «Стив и Бартон»
Исполнительный директор

Не могу ничего сказать по поводу витка цензуры, поскольку, пред­ставляя издание, которое скорее относится к оппозиционным, не чувствую, что какая-либо цензура сейчас есть. Что касается «Дождя», то этот телеканал, безусловно, является раздражителем для власти и зарекомендовал себя таковым с момента основания.

На мой взгляд, причины отключения телеканала вещателями выглядят слегка надуман­ными. Конечно, не располагая фактами, было ли оказано на них некое административное давление, трудно говорить, цензура это или нет. Поэтому не исключено, что и другие причины сыграли роль в решении вещателей. Безусловно, однако, что в нашей стране любые вещатели так или иначе зависят от власти и других структур, обладающих определенным ресурсом.

В этом плане то, что происходит с «Дождем», оптимизма не внушает. Но говорить, что глотку затыкают абсолютно всем, я бы не рискнул, у меня такого впечатления нет — особенно в области печатной прессы, которую заставить замолчать сложнее в силу технологических особенностей.

Посмотрим, как история будет развиваться дальше, но, на мой взгляд, я бы не переоценивал ситуацию, а власть иногда начинает бороться не с тем, с чем надо.

Александр Чернявский

Политолог

На самом деле «Дождь» никто не перекрывал — это, как мне представ­ляется, инициатива отдельных провайдеров. Не считаю, что все сделано по команде из центра: я в такие вещи не верю, потому что сама работаю в государственном медийном ресурсе и ни с чем подобным никогда не сталкивалась. Как практик, я могу сказать: да, власть порой высказывает свое мнение по тому или иному острому поводу, но она имеет на это такое же право, как и любой другой.

Проработав более 20 лет в СМИ, частных и государственных, я не наблюдаю цензуры как таковой в ее классическом понимании. Если и приходилось сталкиваться с цензурой, то скорее в частных компаниях, где мы не могли похвастаться тем, что можно говорить все (я не имею в виду свою работу в «Афонтово»).

Лично я всю жизнь руководствуюсь внутренним цензором, понимая, что телеканалы, газеты, сайты смотрят, читают миллионы людей.

То, что сделал «Дождь», я не считаю преступлением — такие темы надо обсуждать. Но, может быть, им стоило подумать над формой изложения.

Авторам «Дождя», придумавшим этот проект, немного не хватило мудрости, они не подумали о чувствах той части аудитории, которая на собственном опыте пережила кошмар блокады. Журналистам не хватило понимания того, что аудитория очень разнородна, что надо помнить о том, что телевизор смотрят живые люди, ведь речь идет о сложных моральных вопросах, связанных с историческим опытом и ошибками…

Задаваться вопросами про блокаду Ленинграда надо, но следует подбирать слова, чтобы не оскорблять чувств аудитории. Когда вы понимаете, бережете и уважаете чувства людей, можно обсуждать все.

Тот факт, что возникло противодействие, говорит лишь о том, что «Дождю» не хватило мудрости, что есть люди, не согласные с ним. А мы все время пытаемся увести дискус­сию в сторону: мол, это цензура, это плохо… А плохо — потому, что мы сами плохо работаем. С другой стороны, от ошибок никто не застрахован.

Ирина Третьякова
Телеканал «Енисей»
Директор

Конечно, некая тень надвинулась. Но поскольку Конституция цен­зуру запрещает, нельзя и говорить о ее существовании, а любые такие закрытия нарушают закон и могут быть обжалованы в суде. Правда, поскольку с судами у нас проблема, что тут скажешь… В общем, отвечу и да, и нет.

Я не считаю, что вопрос о блокаде на телеканале — это причина его закрыть, тем более что они извинились. Я не сторонник такого рода запретов. Это, скажем так, косяк чело­века, который наступил вам на ногу и извинился — а вы его все равно за это к стенке. Думаю, что принимаемые провайдерами меры неадекватны в любом случае. Да, то, что сделали журналисты, некрасиво, но что теперь.

Свобода высказывания существовала всегда — кто может запретить мне выражать свое мнение как художнику? Мне глубоко плевать на всякую цензуру.

Другое дело — свобода трансляции, распространение этого высказывания. Тут сложнее всегда, а сейчас, если сравнивать, например, с нулевыми годами, сложнее, чем тогда.

Но дело в том, что в любом государстве на земном шаре существуют табуированные темы, так устроено общество. А у нас в стране, где все общество пребывает в болезнен­ном напряжении, тем более. Я не философ и не пророк, но в России наблюдается такая черная, скажем, антиэнергия массового неудовлетворения, социальной апатии. Русский человек не может жить без подвига, но когда нет возможности для самореализации — нет ни песни, ни жизни… Об этом можно часами рассуждать на кухне, хотя исчерпывающего ответа не найти.

Василий Слонов

Художник

Я думаю, что эпоха цензуры уже наступила. Другой вопрос, что в СССР она была четко выстроена, существовали цензоры, худсоветы, редакторы, и в этом смысле она была честнее.

Сейчас цензура приобрела постиндустриальные, причудливые формы, история не повторяется буквально. С одной стороны, контроль выражается в том, что близкие к власти олигархи покупают СМИ и делают их зависимыми: взять ту же историю с «Коммерсантом» и покупку Ковальчуком, приближенным к Путину, фактически всех телевизионных каналов. С другой стороны, мы видим, что можно отключить «Дождь» не прямо, по указанию Роскомнадзора, а «руками» хозсубъектов, которые контролируются и управляются из того же кабинета.

Это такая посткапиталистическая цензура, она как бы есть и ее как бы нет.

Если спросить у человека, который смотрит федеральные каналы, существует ли в стране свобода слова, он очень удивится: цензура настолько изощренная и иезуитская, что большинство населения и не подозревает о ее существовании. Если раньше все было более-менее понятно, то сейчас методы другие. Есть, кроме скупки СМИ и отклю­чения, еще и третий способ, когда в общественно-политическом вещании работают люди, которые сами кого угодно отцензурируют, такие как Киселев, Соловьев, Мамонтов…

Власть действует хитро, создана такая виртуальная реальность, иллюзия свободы. Все редакторы заведомо знают, что роли расписаны: коммунисты скажут примерно то, Жириновский это, все на контроле. А действительно опасные темы и персонажи на телеканалы и в общественное сознание не допускаются, и потому нынешняя цензур более опасная и мерзкая, ее трудно распознать человеку, у которого нет образования и который не разбирается в политике. И в этом смысле она более живучая, что ли.

Понятно, что с «Дождем» идет неприкрытая политическая расправа: нет ни одного человека, кто думает, что кабельные операторы по своей воле и на чистом глазу отключили телеканал от вещания. Люди сами не верят в то, что говорят.

Хотя у меня нет до конца уверенности в том, что «Дождь» решили полностью уничтожить — скорее, его собираются низвести до некоего уровня с какой-то корыстной целью, но это лишь версия.

Что касается вопроса о Ленинграде: да, возможно, он был некорректным. Но сам вопрос совершенно нормальный, и те, кто читал про блокаду, сочтут его уместным. Не вижу сакральности в этой теме. Приводят такие высказывания: мол, у людей праздник, 70 лет снятия блокады. Но как можно говорить о празднике в контексте самого страшного собы­тия в истории? И почему нельзя обсуждать вопрос только потому, что кто-то не считает это нужным?

Вадим Востров
Телекомпания ТВК
Гендиректор